Дальше мне сделали диагностическую операцию, взяли на анализ кусочки опухолей, установили подкожный порт для инфузий и назначили вторую схему химиотерапии с таргетным препаратом: гемцитабин и bevacizumab с добавлением эстрогеноблокирующего препарата летрозол.
Врачи не давали особо шансов на положительную динамику терапии при смене препаратов. Если диагностируют канцероматоз и нет ответа на первую схему, то ситуация усложняется. Летом 2018 года мне озвучили 2 месяца.
Но мое везение с упорством плюс терапия сработали – асцит ушел и опухоли стали медленно уменьшаться. В срочном порядке мне было назначена полостная операция, которую провели в январе 2019 года. Она была не радикальной. Остатки канцероматоза продолжили добивать той же схемой лечения.
Пока положительно действовала терапия, мой доктор настоял на поиске хирургов, которые смогут удалить все видимые пораженные участки. Но в результате поиска я натыкалась только на отказы и мнения что это невозможно. И только летом 2019 года мне удалось найти хирурга в Тбилиси, который со своей командой уверенно провел следующую полостную радикальную операцию. Она длилась около 7 часов. Была удалена брюшина, купол правой диафрагмы и частично левый, 30 см кишечника, пупок, лимфоузлы, почищены оболочки вокруг органов в брюшной полости, отрезан и снова сшит один из мочеточников. В ходе восстановления через пару дней были осложнения из-за ослабленного терапией организма – падал кислород в крови и мне пришлось лежать сутки на аппарате искусственной вентиляции легких. И дальше, уже по приезду домой, около месяца у меня держалось воспаление с высокой температурой. Приходилось повторно дренировать брюшную полость.
Путешествие туда и обратно После этого была продолжена химиотерапия, но уже третьей линии: липосомальный доксорубицин с тем же таргетным препаратом bevacizumab.